…Итак, несчастный подсудимый уже с самого начала был полностью охвачен страхом, а Инквизитор, со своей стороны, в совершенстве владел умением доводить беспокойство жертвы до настоящей паники. Он не говорил ничего; в то время как все вокруг ожидали, когда же он приступит к официальному допросу, он перебирал и перекладывал документы, лежащие перед ним на столе, делая вид, что приводит их в порядок. Но движения его были рассеяны, а глаза пристально уставлены на обвиняемого, и в этих глазах смешивались лицемерное сострадание («не опасайся, ты в руках твоих братьев,
которые не желают тебе ничего, кроме блага»),
ледяная ирония
( « тебе еще не известно, в чем состоит это благо,
но очень скоро узнаешь»)
и беспощадная суровость
(«но в любом случае я здесь тебе единственный судья,
и весь ты теперь мой»).
«Мне неприятно прибегать к тем средствам, которые церковь всегда порицала, когда ими пользовалась светская власть. Но существует закон, и закон определяет все. Он подчиняет себе и подавляет даже мои личные убеждения. Подсудимый будет подвергнут пытке. Но сразу не приступайте. Пусть три дня дожидается пытки у себя в камере, скованный по рукам и ногам. Потом покажете ему орудия. Больше ничего. Только покажете. А на четвертый день - начинайте. Правосудию Божию не свойственна поспешность, что бы не говорили еретики. У правосудия Божия в распоряжении много столетий. Так что действуйте не торопясь, постепенно. Никаких серьезных увечий, никакой возможности смертного исхода. Одно из преимуществ, выпадающих на долю грешника при подобном обращении, - это что смерть представляется ему желанной, долгожданной и не наступает прежде, чем наступит покаяние. Полное, добровольное и очищающее».
А правда, друзья мои, раньше, в веке, этак, 14-м, проще было доказывать свою правоту. Особенно если ты облачен в скапулярий доминиканца, а по правую руку от тебя (одесную, так сказать) стоит здоровый детина с клещами в огромных волосатых руках. А из темного угла затравленно выглядывает… странное нечто, еще недавно бывшее человеком. Богатым, знатным, уважаемым, облаченным властью. Еще вчера при виде его простолюдин гнул свою спину. Да что простолюдин?! И дворянин поплоше. А сейчас? А сейчас этот сеньор униженно цепляется за полу твоего плаща, и одними глазами, полными слез (т.к. язык ему уже не повинуется), молит тебя о пощаде. А ты?
Ты - кремень, камень, скала –
так сказал Господь,
называя Петром своего любимого ученика.
Ты - камень,
заложенный в основание христовой церкви.
Ты - камень,
о который разобьются наветы и ложь.
Ты движешься к истине,
и плохо тому, кто окажется на твоем пути.
…Жалко было смотреть на этого несчастного, несомненно подвергшегося в течение ночи гораздо более суровому - и отнюдь не публичному - допросу. По странной безжизненности его опутанного цепями тела, с вывернутыми членами, которыми он почти не мог шевелить, по тому как волокли его лучники за цепи, легко можно было представить себе характер проведенного с ним ночного собеседования.
- Инквизитор пытал его?
- Ничего подобного. Инквизитор никогда не пытает. Любые заботы о теле обвиняемого всегда поручают мирским властям.
- Но это одно и то же!
- Нет, это разные вещи. Как для инквизитора - он не пятнает рук своих, так и для обвиняемого - он ждет прихода инквизитора, ищет в нем немедленной поддержки, защиты от мучителей… И раскрывает ему свою душу.
- Вы смеетесь?
- Разве над такими вещами смеются?
Сначала признание,
потом раскаянье,
а потом легкая смерть без пролития крови,
ибо церковь милосердна.
И ты вздохнешь с облегчением,
вернув на путь истинный заблудшую овечку,
несмотря на то,
какую цену эта овца заплатила.
Богатство сеньора
будет передано на нужды бедных,
детей осужденного
воспитают в монастыре
под строгим контролем.
А ты, спасающий души,
вырывающий заблудших из цепких когтей дьявола,
склонишься в благостной молитве перед распятьем,
благодаря за помощь и поддержку
в успешном завершении возложенной на тебя миссии.
Но не будет тебе благодарности на земле!
Вспомни слова Господа:
“Блаженны вы, когда будут поносить вас
и гнать и всячески злословить за Меня.
Радуйтесь и веселитесь,
ибо велика ваша награда на небесах:
так гнали и пророков, бывших прежде вас”.
Что с того, что от тебя,
как от огня,
шарахается народ!
Зато никто из них не может
без страха и смятения
выдержать твоего пристального взгляда.
Монашество - это призвание,
самоотречение, чистота.
Но этого мало, чтобы стать судьей над паствой,
ибо не каждый монах способен стать инквизитором.
Для этого надобен острый ум и божественная проницательность,
дабы разобрать виноватых и правых.
Будем же смиренны, братья,
осознавая и осуществляя свою миссию!
Не взирай на грехи наши,
но на веру церкви нашей святой,
и на милосердие Господа нашего Иисуса Христа.
In nomine Patris, et Fili,
et Spiritus Sanctis. Amen.
