Джордано Бруно

(1548-1600)

Джордано Бруно - великий итальянский ученый, философ, поэт, пламенный
сторонник и пропагандист учения Коперника. С 14 лет обучался в
доминиканском монастыре и стал монахом, сменив подлинное имя Филиппо на
Джордано.
Глубокие знания получил путем самообразования в богатой монастырской
библиотеке. За смелые выступления против догматов церкви и поддержку учения
Коперника Бруно вынужден был покинуть монастырь. Преследуемый церковью он
долгие годы скитался по многим городам и странам Европы. Везде он читал
лекции, выступал на публичных богословских диспутах. Так, в Оксфорде в 1583
г. на знаменитом диспуте о вращении Земли, бесконечности Вселенной и
бесчисленности обитаемых миров в ней он, по отзывам современников, "раз
пятнадцать заткнул рот бедняге доктору" - своему оппоненту.
В 1584 г. в Лондоне вышли его основные философские и
естественнонаучные сочинения, написанные на итальянском языке. Наиболее
значительным был труд "О бесконечности вселенной и мирах" (миром называли
тогда Землю с ее обитателями). Вдохновленный учением Коперника и глубокими
общефилософскими идеями немецкого философа XV в. Николая Кузанского, Бруно
создал свое, еще более смелое и прогрессивное о мироздании, во многом
предугадав грядущие научные открытия. Идеи Джордано Бруно на целые столетия
обогнали его время. Он писал "Небо... единое безмерное пространство, лоно
которого содержит все, эфирная область, в которой все пробегает и движется.
В нем - бесчисленные звезды, созвездия, шары, солнца и земли... разумом мы
заключаем о бесконечном количестве других"; "Все они имеют свои собственные
движения... одни кружатся вокруг других". Он утверждал, что не только
Земля, но и никакое другое тело не может быть центром мира, так как
Вселенная бесконечна и "центров" в ней бесконечное число. Он утверждал, что
изменчивость тел и поверхности нашей Земли, считая, что в течение огромных
промежутков времени "моря превращаются в континенты, а континенты - в
моря".
Учение Бруно опровергало священное писание, опирающееся на примитивные
представления о существовании плоской неподвижной Земли. Смелые идеи и
выступления Бруно вызывали ненависть к ученому со стороны церкви. И когда в
тоске по родине Бруно вернулся в Италию, он был выдан своим учеником
инквизиции. Его объявили в богоотступничестве.
После семилетнего заточения в тюрьме его сожгли на костре в Риме на
площади Цветов. Теперь здесь стоит памятник с надписью "Джордано Бруно. От
столетия, которое он предвидел, на том месте, где был зажжен костер".

Добавлено (22.12.2007, 22:35)
---------------------------------------------
Джордано Бруно, Рене Декарт и Френсис Бэкон

В концепциях Николая Коперника и Тихо Браге, при всем различии их
систем, было все же нечто общее, а именно, идея конечной сферической
вселенной. Границей Вселенной и Коперник, и Тихо Браге считали сферу
неподвижных звезд. При этом в системе Коперника звезды сделались в
буквальном смысле “неподвижными”, а не только неподвижными друг
относительно друга, каковой смысл вкладывали еще древние, чтобы отличить
звезды от планет /слово “планета” в переводе с греческого означает
“блуждающая”/. Но настало время отказаться и от этой унаследованной от
античности идеи, а именно, что неподвижные звезды равноудалены от центра
мира и образуют сферу. Равным образом, настало время вообще отказаться от
идеи центра мира и от попыток изобразить Вселенную на рисунке, как это
делали сначала пифагорейцы / Филолай / , затем Платон, Аристотель,
Птолемей, Фома Аквинский, Николай Коперник и, наконец, Тихо Браге. Как
справедливо заметил американский историк науки С. Яки, этот шаг /отказ от
идеи центра мира и сферы неподвижных звезд как границы мира/ был равносилен
“утрате” вселенной или “изгнанию из космологического рая”.
Первый шаг в этом направлении сделал итальянский философ Джордано
Бруно /1548-1600/. Бруно отличался своим критическим умом, настроенным
скорее на разрушение, нежели на созидание. Как и многие другие
интеллектуалы эпохи Возрождения, Бруно отдал дань увлечения оккультными
науками, за что в конце концов поплатился жизнью, будучи сожжен на костре
как нераскаявшийся еретик и чернокнижник. Для нас представляет интерес
сочинение Бруно “О бесконечности вселенной и мирах”, где часто цитируется
Николай Кузанский, первым предложивший отказаться от идеи конечной
вселенной и рассматривать каждую звезду как отдельный мир, населенный
собственными жителями. Именно идея “инопланетян” привела Николая Кузанского
и Джордано Бруно к неизвестной даже античным атомистам - Демокриту, Эпикуру
и Лукрецию - идее, что каждая звезда является тем отдельным миром, о
бесчисленном множестве которых говорили атомисты. У Демокрита идея
множества миров сводилась к идее множества вселенных, так или иначе
напоминавших нашу; при этом у Демокрита не было никаких сомнений в том, что
все звезды расположены на одной сфере.
Взвесив все это, можно утверждать, что Николай Кузанский и Джордано
Бруно были первыми мыслителями, предложившими отказаться от античных
представлений о сфере звезд как едином космическом теле /когда-то
пифагореец Филолай, чтобы получить совершенное число небесных тел, а именно
десять, приплюсовывал сферу звезд к Солнцу, Луне, Земле и планетам/.
Разница, однако, между Николаем Кузанским и Джордано Бруно состоит в двух
вещах. Во-первых, Николай Кузанский не решался открыто критиковать
Аристотеля, в то время как Бруно не стеснялся в выражениях, критикуя
Аристотеля и схоластов. Во-вторых, Николай Кузанский ничего не знал о
гелиоцентризме, а Бруно был протагонистом системы Коперника.
То, что у Николая Кузанского и Джордано Бруно было лишь гениальной
догадкой, обрело четкость математического доказательства у Рене Декарта
/1596-1650/, французского математика и философа, попытавшегося создать
новую, несхоластическую метафизику и преуспевшего в этом больше, чем
Галилей. Приведем несколько фрагментов из книги Декарта “Начала философии”,
изданной впервые в Лейдене в 1644 году.
В предисловии Декарт пишет о том, что требуется от начал: “От начал
требуется, чтобы они были столь ясными и очевидными, чтобы человеческий
разум при их внимательном исследовании не мог сомневаться в их
истинности[...] Разумеется, лишь Бог является совершенной Мудростью и
обладает совершенным знанием всех вещей: но и люди могут называться более
или менее мудрыми в зависимости от того, много или мало истин они знают о
вещах самых важных[...]”
К числу самых важных вещей Декарт относил философские истины, отсюда
его мнение, что “не может быть большего блага для государства, чем если в
нем наличествуют истинные философы[...]; те же, кои без изучения философии
жизнь проводят, воистину имеют глаза закрытыми и не помышляют о том, как бы
их открыть”.
В третьей книге “Начал философии” Декарт рассматривает космологические
проблемы. Прежде всего, Декарт оценивает расстояния между небесными телами
в Солнечной системе: “Во- первых, обратим внимание, что Луна отстоит от
Земли на расстояние, равное приблизительно 30 диаметрам Земли. Солнце же
отстоит от Земли на расстояние 600 или 700 диаметров Земли”. Здесь Декарт
пока следует тем данным , которые приводит Птолемей в “Альмагесте”. Однако,
когда речь заходит о внешних планетах - Марсе, Юпитере и Сатурне - Декарт
уже пользуется данными, полученными Коперником /по цензурным соображениям
не упоминая его имени/: “Узнаем также с помощью наблюдений, коим помогает
разум /намек на гелиоцентризм? - И.Л./, что Меркурий отстоит от Солнца на
расстояние более 200 диаметров Земли, Венера - более 400, Марс - 900 или
1000, Юпитер - более 3000, и Сатурн - 5000 или 6000”.
Далее Декарт переходит к оценке расстояния до т.н. неподвижных звезд:
”Что же касается неподвижных звезд, то не позволяют, впрочем, явления
считать, что они отстоят от Солнца или Земли на расстояние большее, чем
расстояние до Сатурна, но тем не менее можно предположить, что они
находятся на сколь угодно большом расстоянии”. На самом деле Декарт, будучи
убежден в правоте Коперника, но не решаясь из-за страха перед инквизицией
заявить об этом открыто, имел важные основания считать, что “неподвижные”
звезды удалены от Земли на расстояние гораздо большее, чем расстояние до
Сатурна /в противном случае, если, разумеется, признать правоту Коперника,
конфигурация созвездий менялась бы по мере обращения Земли вокруг Солнца/.
Дальнейший ход рассуждений Декарта основывается как раз на тезисе о
громадной удаленности звезд от Земли и Солнца: “И, возможно, Солнце не
будет выглядеть большим, если на него посмотреть с неподвижных звезд, чем
сами неподвижные звезды, когда мы смотрим на них с Земли, а потому надо без
предупреждения сравнивать между собою части видимого мира, остерегаясь
того, чтобы Луну, Землю или Солнце посчитать по величине превосходящими
звезды”.
Как видим, Декарт использует метод мысленного переноса точки
наблюдения, предлагая взглянуть на Солнце не с Земли, а с неподвижных
звезд. Вспомним аналогичные “мысленные эксперименты” Сократа, Орема,
Леонардо да Винчи и Бенедетти и тогда мы поймем, что рассуждения Декарта
построены в том же ключе. В данном случае мысленный перенос точки
наблюдения позволяет Декарту доказать, что сфера звезд есть не более, чем
плод воображения:
“Во-первых, что касается Солнца, нет сомнения, что тот свет, которым
оно воздействует на наши глаза, оно имеет в себе самом. Ибо этот свет оно
не может заимствовать даже от всех неподвижных звезд вместе взятых,
поскольку они сами столько света нам посылают, притом что от нас они не
отстоят дальше, чем от Солнца; равно как нет и другого тела, более
лучистого, от которого Солнце могло бы заимствовать свой свет; если бы
такое тело существовало, мы несомненно бы его заметили. То же самое легко
примут на веру и относительно неподвижных звезд /т.е. что они светят
собственным светом - И.Л./ те, кои рассмотрят, сколь живыми лучами они
мерцают и насколько они удалены от нас и от Солнца: ибо если бы мы
находились так же близко от какой-нибудь неподвижной звезды, как мы
находимся от Солнца, то вполне достоверно можно утверждать, что эта звезда
покажется нам не меньшей по размерам и не менее яркой, чем Солнце”.
Обратим внимание на то, что еще раз Декарт предлагает нам мысленно
перенести исходную точку наблюдения: теперь он предлагает нам не на Солнце
посмотреть с расстояния, равного расстоянию от нас до неподвижных звезд, а
на какую-либо из неподвижных звезд, мысленно представив себя в ее
окрестности. Этот мысленный эксперимент приводит Декарта к важному выводу:
“Но подобно тому как и Солнце имеет вокруг себя некое обширное
пространство, в котором не содержится ни одной неподвижной звезды, так и
отдельные неподвижные звезды должны быть весьма удалены от всех прочих, и
т.о. одни неподвижные звезды должны находиться от нас и от Солнца дальше,
чем другие”. Иными словами, Декарт призывает нас отказаться от “сферы
звезд”, т.е. разбросать звезды по неограниченному пустому пространству.
Этот вывод Декарт выносит на поля лейденского издания своей книги “Начала
философии”: “Неподвижные звезды не находятся на одной сфере”. Ясно, что к
такому выводу Декарта привела гипотеза Коперника.
Для философии этот вывод имел колоссальное значение, может быть, даже
большее, чем учение о движении Земли. Коперник лишь “удалил” нас из центра
мира. Декарт же и Бруно вовсе лишили нас мира как единого целого.
Следует отметить, что другие философы конца XVI - начала XVII века
значительно уступали Бруно и Декарту по глубине своих космологических
прозрений. Например, Френсис Бэкон /1561 - 1623/ в своей книге “О
достоинстве и приумножении наук” пишет следующее: “Известно, что положение
Коперника о вращении Земли /распространенное и в наше время/, поскольку оно
не противоречит тому, что мы наблюдаем, нельзя опровергнуть, исходя из
астрономических принципов, однако это можно сделать исходя из правильно
примененных принципов естественной философии”. Эти слова были написаны в
1623 году, когда Кеплер и Галилей уже прочно стояли на позициях
гелиоцентризма. Критика же схоластики Бэконом по существу антинаучна /как и
критика схоластики Эразмом Роттердамским в “Похвале глупости”/: “Метод же
схоластов приблизительно таков: сначала по поводу любого положения они
выдвигали возражения[...] мелочностью вопросов они подрывают твердыню
науки. Разве не разумнее было бы в большом зале зажечь одну большую свечу
или люстру со множеством различных светильников, чтобы осветить сразу все
пространство, вместо того, чтобы обходить каждый уголок с маленькой
лампадой в руке ?[...] У схоластов можно найти некоторые прекрасно
сформулированные и весьма верные открытия, но также и чудовищный лай
пререканий и бесконечных вопросов. Поэтому совсем не удивительно, если
такого рода наука даже у непросвещенной толпы служит предметом презрения,
ибо люди обычно склонны вообще отвергать истину из- за тех споров, которые
ведутся вокруг нее[...] И когда люди видят, как ученые сражаются друг с
другом из-за вещей, не имеющих никакого значения, они сразу же вспоминают
слова Дионисия, сицилийского тирана: “Это болтовня стариков, которым нечего
делать”.
Теперь понятно, почему Бэкон не смог в свете своей воображаемой люстры
увидеть подлинное значение открытия Коперника. Наука требует черновой
работы, не боится “чудовищного лая пререканий” и смело вступает в лабиринт
запутанных споров, когда этого требуют интересы истины. Что касается толпы,
то спустя десять лет после выхода книги Бэкона “О достоинстве и
приумножении наук” она с восторгом зачитывалась “Диалогом о двух системах
мира” Галилея, хотя в этом произведении много споров и вопросов. Иными
словами, позитивная наука нового времени оказалась намного ближе по своему
духу к схоластике, чем предполагал Бэкон.

Добавлено (22.12.2007, 22:37)
---------------------------------------------
Современный кризис древней идеи
Более тридцати лет назад, когда только начались космические полеты и
резко возросли связанные с ними надежды на близкую встречу с "братьями по
разуму", Станислав Лем в гениальном, на мой взгляд, романе "Солярис" писал,
что, отправляясь в Космос, мы должны быть готовыми к встрече с Неизвестным,
т. е. к встрече с принципиально новыми ситуациями, не имеющими никаких
земных аналогов. Мы должны понимать, что развитие иных миров скорее всего
шло путями, радикально отличавшимися от земного, поэтому контакт с
обитателями таких миров или может оказаться невозможным, или будет
происходить в формах, недоступных анализу нашего разума.
К сожалению, предостережения польского фантаста и философа практически
не были услышаны ни многочисленными поклонниками НЛО, ни вполне серьезными
учеными, пытающимися вот уже несколько десятилетий обнаружить радиосигналы
из других миров, обитатели которых явно мыслятся полными подобиями
современных научных сотрудников, сидящих у телескопов. Эту разновидность
гео- или, скорее, "НИИ-центризма" В. Ф. Шварцман очень удачно назвал
"естественнонаучным шовинизмом", отметив, что, не зная, во имя чего должны
вестись передачи, мы тем не менее считаем оптимальным способом космических
посланий именно радиоволны. В результате проблему контактов с иными мирами
мы постоянно сводим к проблеме создания все более крупных радиотелескопов,
не задумываясь всерьез о целях, возможном содержании и, как следствие,
способах передачи подобных посланий.
Пытаясь обнаружить какие-либо сигналы от внеземных цивилизаций, мы
должны прежде всего учитывать то, что уже сами понятия "сигнал",
"цивилизация" и т. п. слишком земные и антропоморфные, чтобы служить
надежной основой для наших космических поисков. Не исключено, впрочем, что
слишком земными являются даже такие фундаментальнейшие понятия, как "жизнь"
и "разум", и что они не приложимы к тем формам бытия, с которыми мы можем
столкнуться во Вселенной. Но это значит, что в наших поисках главной
задачей должно стать не наращивание мощности телескопов, не фантазирование
о возможных путях развития гипотетических обитателей других миров, а
радикальное преодоление антропоморфизма нашего мышления - постоянного
стремления видеть в Неизвестном лишь подобие нас самих.
Исключительно важным и поучительным примером попытки преодоления этого
"земного шовинизма" является трагическая и во многом загадочная судьба
Джордано Бруно (1548 - 1600). Историки уже очень давно спорят о том,
почему, собственно, учение итальянского философа о бесконечности Вселенной
и множественности в ней обитаемых миров показалось инквизиции настолько
опасным, что для его искоренения 17 февраля 1600 г. в Риме на Площади
цветов был разведен костер. Однако только сейчас, приступив к активным
поискам сигналов от внеземных цивилизаций и перестав воспринимать как само
собой разумеющееся идею о том, что если жизнь возникла на Земле, то почему
она не может возникнуть вблизи других звезд, мы начинаем в полной мере
осознавать, насколько глубоким был разрыв между воззрениями Бруно и
распространенными тогда взглядами на устройство мира и насколько все-таки
земными остались его гениальные прозрения.
В этой статье я попытаюсь показать, во-первых, что основные причины
осуждения Бруно были обусловлены тем, что, развивая учение о
множественности миров, он пошел гораздо дальше своих предшественников и, в
частности, сумел выявить антихристианский потенциал этой древней идеи; во-
вторых, что философская концепция Бруно принципиально не допускала
дальнейшего развития. Поэтому ее автор стал заложником собственных
взглядов, не желая отказываться от них совсем и не имея возможности
разрабатывать их (как это сделал Галилей после вынужденного покаяния) в
какой-то более приемлемой форме. Отсюда несговорчивость философа, ставшая
причиной трагедии.

Непонятный приговор
Причины осуждения Джордано Бруно были не очень ясны даже очевидцам
казни, так как перед народом зачитали лишь приговор без обвинительного
заключения. В. С. Рожицын, автор фундаментального труда о процессе по делу
Бруно, пишет, что в тексте приговора отсутствовала важнейшая деталь -
причины осуждения. Упоминалось только о восьми еретических положениях,
давших основание объявить Бруно нераскаявшимся, упорным и непреклонным
еретиком. Но в чем именно состояли эти положения, не разъяснялось.
Юридическая неконкретность приговора породила в Риме слух о казни
Бруно "за лютеранство", что было бы вопиющим нарушением достигнутого в 1598
г. соглашения о примирении между протестантами и католиками. Опровергая
этот слух, Каспар Шоппе - человек, близкий к папскому двору, - объяснял в
письме к своему другу, что сожженный был не лютеранином, а воинствующим
еретиком, который учил в своих книгах таким чудовищным и бессмысленным
вещам, как, например, то, что миры бесчисленны, что душа может переселяться
из одного тела в другое и даже в другой мир, что магия - хорошее и
дозволенное занятие и т. п. Шоппе писал, что, не раскаявшись в своих
грехах, Бруно жалко погиб, отправившись в другие, измышленные им миры
рассказать, что делают римляне с людьми богохульными и нечестивыми.
Шоппе, послание которого долгое время оставалось единственным
письменным источником, объясняющим причины осуждения Бруно, несомненно,
связывал ересь философа с учением о множественности миров, хотя характер
этой связи был не совсем ясен. Косвенным же подтверждением такой связи
служило то, что запрету и сожжению были подвергнуты книги этого еретика и,
наконец, самым важным доказательством существования этой связи явилась та
настороженность и враждебность, с какой церковь стала относиться ко всему,
что хоть чем-то напоминало ей идеи Бруно: запрещение в 1616 г.
распространять учение Коперника; сожжение в 1619 г. Ванини, разделявшего
некоторые взгляды Бруно; осуждение в 1633 г. Галилея
Авторы статьи считают, что настороженность инквизиции в деле Галилея
была отчасти обусловлена тем, что в этом ученом она, хотя и совершенно
ошибочно, заподозрила сторонника бруновских ересей. неоднократные, хотя и
безуспешные попытки запретить книгу Фонтенеля "Беседы о множестве миров" и
др.
В XIX в., когда учение о бесконечности Вселенной и множественности
обитаемых миров получило повсеместное распространение, имя Бруно было
занесено в почетный список мучеников за науку, а в 1889 г. в Риме на
Площади цветов был установлен памятник, на котором написано: "Джордано
Бруно от столетия, которое он провидел, на том месте, где был зажжен
костер". Тем самым справедливость восторжествовала, однако в этом же
столетии были обнаружены считавшиеся безвозвратно потерянными документы
процесса по делу Бруно,
Архивы венецианской инквизиции, арестовавшей Бруно, были найдены Ц.
Фукаром в 1848 г. и впервые опубликованы Д. Берти в 1868 г.. Кроме того,
последний в 1876 г. издал несколько документов, осветивших ход римского
процесса. Еще 26 декретов римской инквизиции по делу Бруно были напечатаны
в 1925 г. Основной же массив документов по этому делу погиб в 1809 г.,
когда архивы римской инквизиции были на некоторое время вывезены в Париж. В
1886 г. в архиве Ватикана обнаружили "Краткое изложение следственного дела
Джордано Бруно", составленное в 1597 - 1598 гг. по распоряжению кардиналов-
инквизиторов и послужившее основой для вынесения обвинительного заключения
и приговора. Это "Изложение", однако, удалось опубликовать только в 1942
г., так как папа Лев XIII тайно перенес его в личный архив, где оно было
обнаружено лишь в 1940 г. архивариусом А. Меркати.
которые стали для историков подлинной сенсацией, так как заставили по-
новому взглянуть на вопрос о причинах осуждения философа. В частности,
католические историки А. Меркати, Л. Фирпо, Л. Чикуттини пришли к
категорическому выводу о полной невиновности церкви в этом процессе, где
речь шла не о научных и философских проблемах, не о бесконечности и
вечности Вселенной, а о проблемах богословия и религии. Джордано Бруно
судили не как мыслителя, настаивали эти историки, а как беглого монаха и
отступника от веры. По их мнению, церковь могла и должна была вмешаться в
его дело. "Способ, которым церковь вмешалась в дело Бруно, - писал
Чикуттини, - оправдывается той исторической обстановкой, в которой она
должна была действовать; но право вмешаться в этом и во всех подобных
случаях для любой эпохи является прирожденным правом, которое не подлежит
воздействию истории").
Следует признать, что у этих историков были серьезные основания для
такого категорического вывода. Из материалов процесса по делу Бруно видно,
что перед инквизицией предстал не мирный философ, а матерый враг церкви.
Что же касается хода процесса, то скорее стоит удивляться терпению
следователей и судей. По-видимому, они хорошо понимали всю серьезность
брошенного церкви вызова и бессмысленность "выбивания" нужных показаний
любой ценой. Инк

"Для войны нужны деньги, деньги и ещё больше денег".